Глава 43
Я вышел на улицу, когда день уже клонил к вечеру. Погода стояла тихая, безветренная, но темные тучи собирались в небе, что напоминало о скором приближении дождя, как это обычно бывает в Англии. Я нарочно шел медленно, чтобы застать дождь и таки застал его, а точнее – он накрыл меня. Быстро разыгравшись, он хлынул холодным ливнем на меня и за несколько минут промочил до нитки. Я продрог, не ощущал собственного тела, словно острая боль пронзала мою плоть с каждой падающей струйкой, но мне нравилась эта боль – она частично заглушала душевную. Я подставил лицо дождю и жадно вбирал его кожей, периодически открывая рот, чтобы вода охладила горло. Я чувствовал себя так, словно меня укачало в транспорте или как будто я выпил залпом стакан растворенной соды. Голова кружилась сильнее по мере того, как загорались уличные фонари. И уже в скором времени я утратил ощущение пространства и смутно различал впереди только противный желтый свет от этих фонарей. Я шел наугад, куда нога ступит, туда и становился. К счастью, ноги пока что ступали правильно, но нарастающее чувство страха, неопределенности грозилось сбить меня с пути, как корабли в Бермудском треугольнике.
На улице в это время суток обычно встречаешь мало людей: как-никак спальный район, где все уже привыкли возвращаться домой не позже восьми. Да и что с того, если бы на улице была толпа? Я больше чем уверен, что они даже не обратили бы на меня внимание – подумали бы, что я пьян или не в себе. Уразумейте, это ведь проще: успокоить себя, казалось бы, «причесанным» объяснением и вполне логичным, чтобы не принимать участие в ситуации. Закон «моя хата с краю» пока еще никто не отменял.
Я остановился недалеко от парка и решил скрыться в тени деревьев, потому как дождь уже почти прекратился. В Англии это вполне приемлемо – дождь начинается так же внезапно, как и прекращается. Я присел на ближайшую скамью и закрыл глаза. Как ни странно, никакая тревога не бередила мои мысли. Я был необычайно спокоен сейчас, хотя до этого метался, словно в горячке. Агония угасла вместе с дождем, и наступил покой. О, как долго я желал этой минуты, наступление покоя! И вот, наконец, это чувство настигло меня именно здесь в эту минуту. Но здесь крылось нечто иное – некое маленькое «но». Я боялся этого чувства, а значит, не был по-настоящему спокоен.
Когда мы чувствуем нечто необъяснимое, то, что никогда раньше не чувствовали, нами, как правило, обуревает страх о том, что же это за чувство или что же будет, когда ему на смену придет другое чувство. Иными словами, мы боимся не самого чувства, а его последствий. Однако мы забываем, что новое не значит дурное или разрушительное. Не всегда новое загоняет нас в оковы, которые нам не под силу разбить, не всегда оно посылает нам испытания, которые нам не под силу вынести. Возможно, новое ставит нас в «скользкие» ситуации, чтобы проверить наш дух на крепость, чтобы усилить его свойства и усовершенствовать нас, укрепив в жизненных позициях. И если мы принимаем это новое, как данность, изучаем его и стараемся приспособить сообразно личностным приоритетам, даже если за ним стоит неизвестность – мы победили! Но если мы боимся, стараемся бежать или отнекиваться, вуалируя его ширмой лжи, мы лишь накликаем дополнительные проблемы, главным образом, психологические расстройства, которые чаще всего являются источником всех бед. Мы страшимся вакуума. Человек устроен так, что его мозг воспринимает только две стороны – хорошую и плохую. Если есть некая (назовем это «тара»), то согласно нашему мировоззрению, она должна быть обязательно наполнена чем-то хорошим или плохим. Соотношение этих двух крайностей мы различаем по тому, какой из них больше наполнена тара, иначе говоря, что доминирует. Скажем, плохое – это черная смола, а хорошее – белая вата. Вата по своим свойствам легкая, воздушная, нежная. Смола же, напротив, тяжелая, вязкая, липкая.
Почти всегда мы сами решаем, чем наполнить свою «тару», но не всегда осознаем, что сами решаем это. Когда мы переносим свое «Я» в страдательный залог, начинается охота за «лосями». Мы говорим: «так случиЛОСЬ», «просто так получиЛОРСЬ», «так пришЛОСЬ» и так далее, и мы забываем, что наша судьба уготована не НАМ, а НАМИ. Конечно, можно избавиться от личной ответственности за свою судьбу, свалив все на обстоятельства или (еще лучше!) на Бога. Эти люди, на самом деле, стараются таким способом обосновать то, что не под силу изменить им самим. Но не следует считать их пылью. У каждого из них могут быть внутренние барьеры, не позволяющие им не бояться ответственности. Причины этих барьеров разнообразны, как пятна на шкуре жирафа. И их бесчисленное множество. Необходимо «вылечить» этих людей, поставив в такие жесткие рамки, которые требуют «отвлечения» от страха перед чем-либо и принятие того «нового», что предполагают эти рамки. Если оно окажется скверным – бороться, бороться и еще раз бороться! Тогда только мы сможем называться хозяевами своей судьбы.
Я же не мог назваться хозяином, максимум – исполнителем, если ни подопечным. Я с трудом встал со скамьи, мокрая одежда сильно прилипла к дереву под тяжестью тела, вдохнул свежий воздух и попытался отпустить свой страх. Однако последний засел в мою душу так прочно, что мне было проще отпустить спокойствие, что я и сделал.
Когда я добрел до дома, двор был темен и пуст. В доме я не слышал детского смеха и голоса Лоры. «Наверняка, - подумал я, - они уже спят». С этими гипотезами я тихонько разделся и отнес мокрую одежду в корзину для грязного белья. Затем принял душ и отправился наверх. Но как только моя нога оказалась на первой ступеньке лестницы, как яркий свет люстры в гостиной озарил меня, слепя глаза. Это была Лора. Она, одетая в спальный пеньюар, сидела в гостиной, ожидая моего возращения.
Лора…ты еще не спишь? Где дети? – Спросил я, стараясь не уснуть от усталости.
Дети спят. – Она пошла мне навстречу. – Тебя не было почти сутки....
Я все объясню!
Нет. – Она прикрыла мой рот ладонью, чтобы я дал ей договорить. – Это я должна просить прощения.
Ты? За что? – Удивился я, когда она опустила ладонь.
За все. – Она развела руками. – За то, как я вела себя утром, учинила ссору…при детях, - она закрыла лицо, пряча стыдливо порозовевшие щеки так, что мне будто сердце вынули, - и за то, что я перебивала тебя без конца на полуслове, когда ты начал рассказывать о визите мистера Уэста, и за то, что я была так слепа, что не замечала твоей любви и, наконец, за то, что я сорвалась ехать в Оксфорд, а ведь прошло столько лет!.. За это – особое «прости»… Прости! Прости! – Она бросилась ко мне, обнимая и прижимаясь, в надежде, что я все же прощу ее, но мне не за что было ее прощать.
Она снова стала моим ангелом-хранителем, юной несмышленой девочкой, подвергшейся жестокому обману с моей стороны. Она, по сути, извинялась за правду, за ненапрасные тревоги и опасения, за истинно мою вину и мой грех. Я стоял окаменевший на месте и механично обнимал ее, не ощущая себя от боли. Забывшись в ней, я стал плакать, как только мог сильно, не стыдясь своих слез. Я опустился на пол, спрятав голову в согнутых коленях. Лора припала ко мне и обняла, как мать обнимает свое дитя или как сладкая дрема окутывает блаженного в прохладный летний день.
Ты сможешь меня простить?.. – Шепотом повторила она.
Конечно. – С усилием произнес я, сжимая волю в кулак и вытирая слезы. В этот момент я принял одно окончательное решение, но для его реализации мне необходимо было усыпить бдительность Лоры на некоторое время.
Давай вернемся в Рединг и начнем жизнь заново? – Предложила она с молящим взором.
Конечно, - успокаивал я ее, хотя знал, что эта фраза слишком блаженна для меня и слишком недосягаема, - начнем заново.
Обещаешь?
Да.
И мы будем счастливы, не так ли?
Конечно, мы обязательно будем счастливы, - сказал я, разглаживая ее волосы. Однажды я уже слышал эту фразу.
Ты дал мне крылья!
Тогда лети!
Мы вместе полетим туда, где будем только мы и наши дети. Ведь ты исполнишь обещанье?
Я обещаю: ты будешь счастлива.
С тобой! С тобой, ведь?.. Без тебя – нет!
Со мной. Конечно, со мной. – Я поцеловал ее в лоб. – Иди спать.
А ты?
Я приду позже.
Ты не голоден?
Нет-нет. Иди. – Я поцеловал ее руку, а она ответила мне пламенным объятием, и отправилась в спальню, неотрывно глядя на меня до тех пор, пока лестница не увела ее наверх за поворот.
Я смотрел на нее иначе, и не мог налюбоваться. Немудрено ведь, что привычка становится сокровищем, когда ее теряешь.
ID:
436118
Рубрика: Проза
дата надходження: 08.07.2013 23:37:48
© дата внесення змiн: 08.07.2013 23:37:48
автор: Олеся Василець
Вкажіть причину вашої скарги
|
