Не спрашивали звания и должность
(Какая, к черту, разница сейчас),
Ему, при жизни, ощущалась сложность
И вот, последний день его угас.
Поношенный пиджак сиял, как новый,
Изрядно пахли ваксой башмаки...
Не то чтоб он был к трауру готовый -
Жить неготовым - было б не с руки.
Двенадцать душ, по лавкам, несмышленых
(Точнее - не желавших факт принять)...
Слеза прошла тропой приговоренных
И опустилась руки целовать.
Он был для них отец, глава, закройщик...
Учитель был, кормилец и тиран...
Он жил, но где-то очень, между строчек,
Под выгодою штопая обман.
В густую бороду талмуд ударил рано;
Крутился он, как пейсы на челе...
И если ждал, то точно уж не манны,
А в праздник, все же, думал о вине.
Под белой кипой - траурная месса,
Скрипач - соседский бравый мальчуган...
А с ним, таки, прощалось пол Одессы;
Моряк, актер... И даже хулиган.
Там, за "чертой" остались дармоеды...
И пусть ни кто не спросит "как зовут?"...
Ой вэй... Как там жена и непоседы?...
Ой вэй... И он обрел приют.
Перевод с идиш
«Oy vey iz mir» - о горе мне