Когда я решусь умирать, я вызову свою мать,
И мы с нею сядем вдвоём за пустым кухонным столом,
И она посмотрит в меня, не жалея и не скорбя,
А я задрожу щекой при виде её такой
Для неё не секрет совсем, как я шёл в углях перемен,
Как девченки были милы и был мил свет у луны,
И я пел им песни всем, а они обнимали взамен,
И я скручивался в узлы от девической их любви
Колосилось в груди моей сердце жён моих и друзей,
Я смеялся для них весной, за горами и под водой
А потом был то ночь то день – то в атаку бежал я то в плен,
Лысым был я и был зарос, как не видевший мать матрос,
Я молчал и глядел в прицел и за это остался цел,
Но однажды я видел там как монах подметал свой храм...
И сто лет мы смеялись вдвоём, у нас был на двоих водоём,
Я сказал мне пора уплывать, а он других остался встречать
Я пятьсот двадцать пять тысяч лун плыл туда, где однажды ́был юн,
Обращая песчинки вспять, И вот снова на кухне мать
Смотрит ласково на меня, не жалея и не скорбя
А я дрожащей щекой улыбаюсь для ней одной
В серебре у тебя голова! Золотые рученьки и слова
Песня на ночь твоя проста, а глаза смотрят как у Христа
Смотри как я умён и высок, какой стал у тебя сынок
Но ты знай что по-прежнему он дышит с тобою через пупок
