Боль о прошлом невыносима, если память о ней велика.
Мотылёк-бутоньерка робеет на лацкане ночника,
и совсем не весна в остывающем сердце полом -
ничего не останется вскоре между луной и дощатым полом…
Уходящее раздражает, и, не к месту разбрасывая серебро,
будто долг умиранию отдавая, луна становится на ребро,
наливаясь белым,
превращаясь то в яблоко, то в таблетку, в фату или флаг… А ты,
- si vis pacem, но, разумеется, para bellum, -
поминаешь всех неразлюбленных и святых,
засыпаешь, чтобы отправиться к чёрту сугубо по их делам.
Осторожно скрипят пружины – что-то помнит ещё диван,
в молодых фотографиях прячется зеркало, насмехаясь – ага, ага,
посмотрись-ка в меня перед сном, пересохшая бабушка-курага,
живо за ухо убери непослушный пушистый локон!
Дождалась подходящего дня, - истечения срока давности, - одинокой,
и лиловая дымка любимой газовой шали
да прикроет тебе глаза, чтобы тени не помешали…
Будь хоть сколько умыта, свежа, причесана и опрятна -
это только луну украшают морщины и возрастные пятна.
Впрочем, смерть – всегда производная формы безумия и бездействия;
оказавшись вне выбора, стоит ли спрашивать: «Что есть я, есть ли я?»
По каким-то безнравственным нормам старость - свобода от красоты:
раз она тебя отпустила - уходишь ты.
И осипла в часах кукушка - ага, ага,
вот сейчас состоится успение, бабушка-курага!
Будет тебе кровь со льдом, вечный кров и душистая кровля из сосняка,
потому, что красивая смерть - безболезненна, выносима, невелика.
Ох! "Свет мой, зеркальце, скажи! Да всю правду доложи!"
Пересохшая бабушка- курага
Уже не узнаёт в зеркале себя!
Такая наша судьба!
Но опрятной хочется быть всегда...
Леночка! Трогательная миссия твоя!
Обнажать жизненные "кренделя"!