Я – простой Карандаш. Мой Художник купил меня давно, чему я был необычайно рад, потому что чрезмерно устал пылиться на полке в магазине.
Он принёс меня к себе домой и положил на полку к остальным карандашам, кистям и краскам. Его квартира была простенькой, повсюду были картины, множество чистых листов и пара мольбертов, а вещи были разбросаны по всей комнате, как будто Художник никогда не убирался. Но, тем не менее, мне очень нравилось то место, где он жил. Оно было тёплым и уютным. Здесь я чувствовал себя как дома. Теперь здесь и был мой настоящий дом.
Немного осмотревшись в своём новом жилище, я стал терпеливо ждать, когда же мой Художник возьмёт меня в руки и начнёт рисовать. Я знал, что был создан для того, чтобы творить на чистом листе бумаги новые образы, лица, пейзажи, передавая мысли и чувства того, чья душа ложится линиями на поверхность полотна с помощью моего грифеля.
– Вы только посмотрите на этого новенького! – услышал я рядом с собой, как заговорила одна из кистей, явно указывая на меня, – размечтался тут.
– Да, вот именно, – подхватила другая.
– И что же, позвольте узнать, уважаемая Кисть, Вам не нравится в моих мечтах? – спросил я у неё.
– А то, что они слишком заоблачные.
– Это почему же? – удивился я.
– Потому что твой Художник нарисует с тобой одну картину и выбросит, так никогда и не вспомнив о тебе. Вот мы, кисти, совсем другое дело – мы живём гораздо дольше. А вот все карандаши наоборот пытаются вести себя тихо, чтобы Художник, ни в коем случае, не выбрал их для своей новой картины, потому что хотят жить.
– Но ведь я создан для того, чтобы творить, - я был так удивлён тому, что услышал от этой Кисти, - смысл моей жизни заключён в том, чтобы создавать, а не пылиться на полке.
– А что же плохого в этом? Нам всем здесь довольно хорошо, - язвительно ответила Кисть.
– Вот и лежите себе здесь, а я точно знаю, что стану для Художника чем-то большим, чем просто карандаш.
Кисти недовольно фыркнули и отвернулись, продолжая о чём-то сплетничать друг с другом. Другие карандаши тоже не осмеливались со мной заговорить, так как считали меня не при своём уме. Никто из них не хотел рисовать, а я всё не переставал мечтать об этом.
***
Мой Художник в тот день, когда купил меня, как раз закончил рисовать свою предыдущую картину. Его новое творение было превосходным, вот только его лицо не выражало никакой радости, лишь печаль. Тогда я и подумал: «Отчего же ему печалиться, если он создал такую красивую картину? Он должен быть счастлив, что сумел изобразить свой внутренний мир, свои чувства и переживания в такое великолепие из ничего простым карандашом». Но Художник отчего-то совсем не радовался, а становился всё грустнее и грустнее. И я начал грустить вместе с моим Художником, потому что хотел, во что бы то ни стало, разделить с ним его печаль.
Художник всё чаще пил и почти никуда не выходил из дома. Бывало только вечерами выйдет на балкон и смотрит куда-то вдаль, словно заворожённый. А потом зайдёт обратно в комнату, выключит свет и ляжет спать, так ничего и не нарисовав за день.
А мне так хотелось ему помочь. Мне хотелось сказать: «Возьми меня в руки и я сам буду направлять твою кисть в нужном направлении, я сам буду рисовать то, о чём ты думаешь и о чём переживаешь». Но Художник меня не слышал, он меня попросту не замечал, а я всё лежал на запылённой полке и ждал, ждал, когда же я смогу понадобиться своему Художнику. Время в ожидании тянулось для меня слишком долго, и я начал подумывать о том, какой же смысл в моём существовании, если я бездейственно лежу на полке и ровным счётом ничего, кроме лежания, не делаю. А моя душа, если у меня, конечно, есть душа, хочет творить, хочет создавать, хочет созидать, любуясь нарисованным мною произведением искусства. От этого бездействия я сам впал в уныние. Но всё равно продолжал надеяться на то, что ещё смогу быть полезным моему Художнику, что ещё смогу создать что-то прекрасное, направляемый его рукой.
И вот в один из апрельских дней, когда солнце светило необычайно ярко, а цветы под окном пахли необычайно приятно, мой Художник проснулся рано, несмотря на то, что долго не мог заснуть, пребывая накануне вечером в мрачных раздумьях. Этим утром я увидел в его глазах луч света, который, казалось, давно и безвозвратно уже погас.
Художник подошёл к пустому холсту и несколько минут стоял неподвижно, словно каменная статуя. Он пристально вглядывался в пустой чистый лист, словно пытался там что-то увидеть, чего не смогли бы увидеть другие. Внезапно он оживился и подбежал к полке, где лежал я. Мой Художник выбрал именно меня из всех других карандашей для осуществления своей новой идеи.
Он принялся делать какие-то наброски. Мне пока не было известно, что будет нарисовано на картине в будущем, но я очень усердно старался помочь моему Художнику воплотить его мысли на бумаге. Я осторожно выводил каждую линию. Я был продолжением каждого движения моего Художника. И со временем картина начинала приобретать смысл и я увидел прорисовывающиеся образы, что выходили из-под его руки.
К моему великому сожалению, с каждой новой линией мой грифель становился уже не таким острым, как прежде, и Художнику становилось труднее рисовать. Мне ужасно не хотелось доставлять ему такие неприятности.
Когда я совсем затупился, мой Художник взялся меня поточить. Для меня это было впервые. Это оказалось очень больно, но я так хотел дорисовать эту картину, что терпел всю боль. Я знал, это необходимо для того, чтобы стать таким, как прежде. Но с каждым разом, когда Художник меня точил, я становился всё меньше и меньше, я менялся снаружи и внутри, только лишь не менялись мои желания. И каждый раз я терпел всё новую и новую боль. Но время позволило мне стать одним целым с моим Художником. И в каждом движении его руки отображалось и моё движение. Иногда он вёл меня, иногда я направлял его руку. Я был так занят созданием этой картины, я чувствовал, как я нужен своему Художнику, что у меня не осталось мыслей, почему я был создан таким и в чём мой смысл. Я точно знал, мой смысл в том, чтобы быть необходимым моему Художнику, потому что я успел полюбить его, я успел привязаться к нему. У меня было много идей, как в будущем мы нарисуем ещё множество картин, что мы станем знаменитыми на весь мир, а наши картины будут цениться на вес золота. И мой Художник больше не будет таким грустным, потому что он уже понял, как я ему необходим и что вместе мы сможем всё.
Картина была уже почти закончена, и я безумно радовался тому, что это всё плод нашего кропотливого труда, что это всё мы создали вместе. Я уже был в предвкушении того, что мы вскоре приступим к новой картине. Обо всём этом я думал лишь тогда, когда мой Художник отдыхал, а я наблюдал за ним и ждал утра, когда мы продолжим работу у холста. А он так сладко спал, наверное, потому, что очень уставал, ведь всё время он дарил только картине, даже на балкон не выходил, как раньше, чтобы полюбоваться ночным пейзажем.
И вот картина была закончена. Она была божественно прекрасна, и я бы даже расплакался, если бы у меня были слёзы. Художник отошёл немного в сторону, держа меня в своей руке, и принялся рассматривать уже законченный шедевр. Он был очень счастлив, потому что его глаза излучали это счастье, а я грелся в этих тёплых лучах. Его глаза блестели и блеск этот наполнял меня неописуемой радостью.
Пока я был занят работой, я не заметил, как же сильно изменился. Я стал совсем маленьким, мой грифель больше не был таким острым, и я снова вернулся на полку.
– Вот ты и вернулся, Карандаш, – злорадно заговорили ко мне кисти, – значит, Художник о тебе вскоре забудет, как забыл о нас. Только о нас он ещё вспомнит, а вот о тебе уже нет.
– Вы мне просто завидуете, потому что Художник полюбил меня, а не вас, – самодовольно ответил я, и отвернулся от них, не желая больше слушать.
Я не хотел им верить, потому что был уверен в том, что я нужен моему Художнику. А пока я лишь любовался нашей картиной и снова ждал…
Время шло, а я так и продолжал лежать на полке. Мой Художник теперь часто уходил куда-то по своим делам, или просто встретиться со своими друзьями, которых он забросил, пока рисовал картину. Я начал чувствовать себя забытым и ненужным. Мне часто становилось очень одиноко.
И вот однажды мой Художник вернулся домой в отличном настроении. Я так обрадовался, так как решил, что к нему вновь пришло вдохновение и мы вскоре начнём работать вместе, а я больше не буду чувствовать это ужасное беспросветное одиночество.
В комнате раздался звонок телефона:
– Алло. Вадим? Ты не представляешь, я сегодня продал свою картину иностранному музею за такую сумму денег, которой я за всю свою жизнь не держал в руках… И теперь меня приглашают в столицу на работу…. Я переезжаю…. Вот сегодня буду вещи собирать…
Я был очень счастлив за своего Художника. Значит, наша картина увидит мир, а мир увидит всё, что я отдал этой картине.
Потом Художник начал собирать вещи и паковать их в сумки и чемоданы. Он подошёл к полке, где лежал я вместе с остальными.
– Ну, всё, прощай! Счастливо оставаться! – залепетали кисти и карандаши, когда Художник начал складывать их в отдельную сумку.
И я на секунду опечалился, подумав, что вдруг мой Художник и в правду оставит меня здесь одного. Но как же так: он забыл взять меня с собой? Он забыл обо мне…
Но нет, я ошибся. Мой Художник подошёл ко мне и взял меня в руку. Он смотрел на меня, словно говоря спасибо, а потом положил в какой-то пакет к смятым листам бумаги, наверное, я заслужил то, чтобы не лежать вместе с остальными карандашами, потому что я особенный, я не такой, как они, потому что я очень нужен своему Художнику…
30.04.2009
ID:
169454
ТИП: Проза
СТИЛЬОВІ ЖАНРИ: Ліричний
ВИД ТВОРУ: Поема
ТЕМАТИКА: Філософська лірика
дата надходження: 02.02.2010 12:55:40
© дата внесення змiн: 01.12.2020 09:56:59
автор: Michelle Paffer
Вкажіть причину вашої скарги
|
![Michelle Paffer: Карандаш и Художник [проза] - ВІРШ](/img/logopart2_ua.gif){kind=small}
