Thema und Variationen
In diesem Sommer blieb der Honig aus.
Die Koeniginnen zogen Schwaerme fort,
der Erdbeerschlag war ueber Tag verdorrt,
die Beerensammler kehrten frueh nach Haus.
Die ganze Suesse trug ein Strahl des Lichts
in einen Schlaf. Wes schlief ihn vor der Zeit?
Honig und Beeren? Der ist ohne Leid
dem alles zukommt. Und es fehlt ihm nichts.
Und es feht ihm nichts, nur ein wenig
um zu ruhen oder im aufrechts zu stehen.
Hoehlen beugten ihm tief und Schatten,
denn kein Land nahm ihn auf.
Selbst in den Bergen war es nicht sicher
—ein Partisan, den die Welt abgab
an ihren toten Trabanten, den Mond.
Der ist ohne Leid, dem alles zukommt,
und was kam ihm nicht zu? Die Kohorte,
der Kaefer schlug sich in seiner Hand, Braende
haeuften Narben in seinem Gesicht und die Quelle
trat als Chimaere vor sein Aug,
wo sie nicht war.
Honig und Beeren?
Haette er je ein Geruch gekannt, er war ihm laengst gefolgt!
Nachtwandlerischer Schlaf im Gehen,
wer schlief ihn vor der Zeit?
Einer, der alles geboren wurde
und frueh ins Dunkel muss.
Die ganze Suesse trug ein Strahl des Lichts
an ihm vorbei.
Er spie ins Unterholz den Fluch,
der Duerre bringt, er schrie
und ward erhoert:
die Beerensammler kehrten frueh nach Haus.
Als sich die Wurzel hob
und ihnen pfeifend nachglitt,
blieb eine Schlangenhaut des Baumes letzte Hut.
Der Erdbeerschlag war ueber Tau verdorrt.
Unten im Dorf standen die Eimer leer
und trommelreif im Hof.
So schlug die Sonne zu
und wirbelte der Tod.
Der Fenster fiehlen zu,
die Koeniginnen zogen Schwaerme fort,
und keiner hinderte sie fortzufliegen.
Der Wildnis nahm sie auf,
der hohle Baum im Farn
den ersten freien Staat.
Den letzten Menschen traf
ein Stachel ohne Schmerz.
In diesem Sommer blieb der Honig aus.
Ingeborg Bachmann
Ингеборг Бахман, "Тема и вариации"
Сим летом в ульях мёд пропал.
свели рои с подворий пчеломатки,
иссохли земляничные заплатки,
у сборщиков улов был скор и мал.
Всю сладость луч унёс один
в какой-то сон—он до поры приснился?
Мёд с ягодами? Беззаботен тот,
кому они достались. Господин.
Ему лишь мелочи недоставало, чтоб
покой обресть и выпрямиться гордо.
Он дуплами и тенями согбён был, ибо
его провинции земные отвергали.
И среди гор был неуверен он, подпольщик,
который мёртвой спутнице-луне
был выдан миром этим.
Кому досталось всё, тот беззаботен—
и что ему недоставало впредь? Когорта
жуков в его пригоршне билась, щёки
ему светильники веснушками чертили, и колодец-
-химера чудился его глазам
там, где стояла сушь.
Он в заросли проклятия плевал,
чем вызвал сушь, кричал он—
и был услышан:
у сборщиков улов был скор и мал.
Когда поднялись корни—
и с посвистом за ними поползли,
змеиной кожей напоследок тешились деревья.
А парость земляничная в росе иссохла.
Мёд с ягодами?
Он был готов идти на запах, если бы его почуял!
Лунатик, дремлющий в походе,
кто усыпил его до часа?
Он породил всё это сам—
и рано должен был сойти во тьму.
Всю сладость луч унёс один,
который миновал его.
А в сельских во дворах
пустые вёдра застоялись
Их солнце плющило, а смерть
в них барабанила.
Захлопывались окна;
свели рои из ульев пчеломатки—
никто не воспрепятствовал исходу.
Их дикость приняла:
средь папороти полый дуб—
их первая свободная держава.
Последний человек небольно
ужален был.
Сим летом в ульях мёд пропал.
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы
