Я не спою тебе – мой голос груб,
И речь полна загробных эвфемизмов.
Найдётся ли в Сибири лесоруб,
Способный дотянуться до комизма
Уйти, не завершив рядить бревно
В засаленные идоловы тряпки.
И, вправду, ни к чему теперь оно:
На озере безрыбьем столько ряби,
Что впору не заметить – во хмелю –
Когда-то полюбившую, чужую.
Я жизни, укорачивая, длю,
Сама себя украдкою врачуя.
Беспомощна в бесхитростном труде,
Ловлю тебя на речи-изувечи.
А ты молчишь в неряшливом нигде,
Не веруя, запаливая свечи.
Я знаю, что нисколько не лгала,
В тебе, полуболотном, утопая.
Такие вот прошедшие дела…
Такая вот, на ложь твою – слепая.
Вернёшься? Не вернёшься. Что с того?
Не ждать тебя. И в этом – я, лишь в этом.
Одна. И ни друзей, и ни врагов.
Сама себе – июлящее гетто.
Живу за ржавой проволокой, жгу
Не письма – их и не было в помине –
Кукушку заводную на суку,
Стократно повторяющую имя.
А ты считай какие-то года,
В которые поверишь, уступая.
Убью тебя в себе, моя беда,
Тупая…