Дэми Доза
Одиночество
Вот, оно снова навалилось. Мрачное, пугающее, ошеломляющее… вроде бы ей и хотелось побыть одной, но это состояние вгоняло в депрессию. Жить не хотелось. Точнее ТАК не хотелось жить. Ей уже исполнилось тридцать, а у нее не было ни своего жилья, ни мужа (хотя бы кого-нибудь), ни детей, ни работы. Папа умер, когда ей было шесть, мама уже состарилась. Она висела на шее у своей шестидесятилетней матери, а точнее на ее пенсии. Приступы депрессии становились все чаще. Сначала они посещали ее от безысходности. А потом они начали просто наваливаться на нее. Она просыпалась, готовила кофе со сливками, выкуривала две-три сигареты, - и вот оно снова и снова наваливалось. Когда она курила на балконе, ей хотелось встать на подоконник и выпрыгнуть с восьмого этажа. Когда она готовила кофе на кухне, ей хотелось взять острый нож и перерезать вены. Когда она заходила в ванную, ей хотелось утонуть. В комнате ей хотелось повеситься. Дом пугал все больше и больше. Мама ее не понимала, и говорила, что она просто себя накручивает сама.
Но однажды она не выдержала. Была глубокая ночь, часа три ночи. До рассвета оставалось пару часов. Однако она уже не могла себя сдерживать. Она надела новое нижнее белье, белые носочки, длинную футболку… встала на подоконник на кухне. Вот оно! Только сделай шаг! Вперед! «ты не умрешь…» - зазвучало в голове. Ей подумалось, что этот голос означал, что она попадет на небеса…
Все оказалось гораздо драматичнее. Когда она сделала шаг, время начало тянуться неимоверно долго. Казалось, что она летит не восемь этажей, а все сто двадцать четыре… ей расхотелось умирать. Полет длился очень долго. Господи, что я наделала… она упала. Что-то хрустнуло. Она попыталась встать, но ноги ее не слушались. Она попыталась взять ноги своими руками. Больно… Голова была цела, но с телом творилось что-то непонятное. «Живи», - зазвучало в голове.
Она лежала на асфальте. Мама, наверное, спала. Людей не было. Она заплакала. ПОЧЕМУ? ЗАЧЕМ? Зачем она осталась жить? Почему выжила? Она попыталась закричать, но вместо крика вырвалось какое-то хрипение. Она лежала на асфальте, и плакала. Встать она не могла, руки едва шевелились. Нет, боли не было, но она этой ночью ощутила полную свою беспомощность, слабость. Вот оно одиночество. Ну почему, почему, - стонала она, - когда хочется видеть хоть одну живую душу, - никого нет? Она не хотела просить о помощи, ей просто хотелось, чтобы хоть кто-то просто взял ее за руку, поднял и отнес домой. До этой минуты дом ее пугал, а теперь ей хотелось домой, к маме. Ей хотелось извиниться за этот поступок. Но, увы, никого не было.
Она снова попыталась шевелиться. Но тело ее не слушалось. Ноги не двигались. Она попыталась сесть. Получилось. Значит, позвоночник не поврежден. Было очень холодно. Стояла глубокая осень. Листья давно облетели и потемнели на холодной земле. Луна была в дымке, что означало, что будет прохладно. МАМА!!!! Я ЗДЕСЬ!!! Но из груди вырвалось только хрипение. Сколько ей еще сидеть? Ну вот почему, когда нужно, никого рядом нет, а когда не хочешь никого видеть, кто-то навязывает свое общество. Ей вдруг стало страшно: ночь, холод, одиночество… Рядом никого. Мама, наверное, спит. Да, и большинство, наверное, спит в полчетвертого ночи. Ей вдруг захотелось, чтобы хоть какой-то алкаш увидел ее и помог ей добраться домой. А если и не до дома, то хотя бы просто побыл рядом. Но, увы, никого не было.
Одиночество… Ей вдруг стало еще страшнее, от того, что она осознала, что то одиночество, которое она переживала дома, было просто легким недомоганием по сравнению с тем одиночеством, которое она испытывала сейчас, сидя на холодной, влажной земле без сил пошевелиться. Казалось, время тянется, словно жевательная резинка, а раньше, до этого, время бежало сумасшедшим темпом. Она снова попыталась вскрикнуть. МАМА!!! Но в ответ – тишина. Она не смогла закричать. Голос куда-то пропал, и из груди вырывалось только хрипение и стон.
Она застонала. ГОСПОДИ, ЗАЧЕМ ТЫ МЕНЯ ОСТАВИЛ? Вот оно одиночество. Вот какое оно, настоящее. Ей вдруг захотелось встать, бежать, домой… набирать номера подруг, с которыми долго не общалась. Ей хотелось кричать: не делайте глупостей, одиночество обманчиво. Может казаться, что ты одинок, но на самом деле, возможно, ты просто сам закрываешься от мира. Прячешься в скорлупу, которую можно развить щелчком пальцев. Не стоит замыкаться. Не стоит расстраиваться. Сделай шаг первым – и ты уже не одинок. Скажи кому-то доброе слово, поддержи, даже если самому неудержимо трудно, подари кому-то улыбку, - и ты уже не одинок… как же это легко звучит, когда ты сидишь на холодной земле и не в состоянии пошевелиться.
Она перевернулась на живот и поползла. Каждое движение давалось с трудом и болью. Мокрый асфальт отдавал сыростью и печалью. ЗАЧЕМ Я ЭТО СДЕЛАЛА??? ЗАЧЕМ? Ей казалось, что с этим прыжком все закончится, закончатся длительная болезнь, депрессия, отчаяние, одиночество, боль, мучение, недопонимание… а вместо этого она стала инвалидом. Она заплакала больше от отчаяния, чем от боли. Сможет ли она когда-нибудь ходить, двигаться, говорить… Как страшно! Господни пути неисповедимы. Она думала, что прыжок с восьмого этажа принесет ей облегчение, а вместо этого – еще большее отчаяние. МАМА! ГДЕ ТЫ?! Она подползла к подъезду. Ступенька за ступенькой… палочкой она вызвала лифт… залезла… подтянула ноги. Слава богу, руки двигаются… но когда она подползла к своей двери, ее снова охватило отчаяние и она заплакала: ключей-то она не брала, а до звонка ей не дотянуться: палочка была слишком тоненькой и небольшой. Она разрыдалась. Вот оно – одиночество! Неизвестно сколько она плакала, но бессонная ночь взяла свое – она легла на коврик у входной двери – и в слезах уснула.
МАМА!
В двери стояла мама. Увидев дочку в таком состоянии, она разрыдалась: ТЫ ЧТО НАПИЛАСЬ? Нет, мама. Мама увидела, как неестественно лежат ноги ее дочки. Доченька, что с тобой??? Но в ответ было молчание. Обе разрыдались. ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА? ЗАЧЕМ? ПОЧЕМУ?
ПРОСТИ МЕНЯ., МАМА…
Прости…
Мама подняла свою дочку на руки и внесла в комнату, уложила на диван. ЧТО ЖЕ ТЫ НАТВОРИЛА? Но в ответ было только всхлипывание. Слезы текли, не останавливаясь. Мама вызвала «скорую». Когда врачи приехали, то развели руками – нужна госпитализация, но ходить она не сможет, потом нужно будет направить ее в психиатрическую клинику, так как она представляет угрозу своему здоровью. ЧЕРТ, ЧТО ЗА ПРАВИЛА? ПОЧЕМУ ЧЕЛОВЕК НЕ МОЖЕТ СПОКОЙНО УМЕРЕТЬ ТАК, КАК ЕМУ ЗАХОЧЕТСЯ?
Только позже она поняла, как бездумна была эта мысль. Позже, - это через полгода лечения в хирургии. Ее немного подлатали, и она смогла ходить с палочкой. А также ей дали группу инвалидности. После этого ее отправили в психоневрологический диспансер, где ей дали направление в больницу, вызвали неотложку, - и увезли. Мама все это время была рядом. Казалось, она еще больше постарела, похудела, поседела… она все время повторяла: доченька, зачем же ты так???
В больнице ей стало страшно. Она и сама не понимала, что ее пугает, но от мысли, что ты в психушке становилось страшно. Ее вызвал к себе заведующий отделением. Он очень долго с ней разговаривал. Обо всем. Что она читает, что думает о жизни и смерти, почему ТАК поступила… а потом – ей сделали укол и она уснула. Проснулась она ночью. Почти все в палате спали. Только одна девочка плакала, а другая разговаривала сама с собой. Она спросила у дежурившей у палаты санитарки, где можно покурить. Курить можно было только в душевой. Специальной курилки не было. Она зашла в душевую, села на подоконник и затянулась. БОЖЕ, ЧТО БУДЕТ ДАЛЬШЕ? Но потом она успокоилась: а что гадать, возможно, все и нормализуется. Но только она об этом подумала, как ее снова начали одолевать мысли о смерти. Ей стало невыносимо страшно находиться в больнице среди психов (себя она психом не считала). Потом навалилось одиночество. И снова и снова ее мучили мысли: выйду – и осуществлю незаконченное. Она закурила еще одну сигарету. Здесь ей не удастся умереть… она это осознавала: ремень от брюк, бюстгальтер, резинку для волос, - все забрали в приемном отделении. На полотенце не повесишься, на шторе тоже. Утонуть в ванной ей тоже вряд ли дадут.
Вошла санитарка.
- не спится?
- нет.
- может, укольчик?
- да нет, спасибо… хотя был бы такой укол, после которого можно было бы не проснуться…
- опять депрессивные мысли?
- да.
- ладно, докуривай, и пошли.
Она выкинула окурок в окно и не спеша пошла в палату. Ночью снились кошмары. Кто-то ее душил, она плакала, просыпалась, снова засыпала, потом во сне брела по пустыне, где не было ни души, снова плакала… ее разбудил голос.
- можно я с тобой лягу, мне страшно…
Она подняла голову. Перед ней стояла низкого роста худенькая девочка в розовой пижаме.
- мне страшно, - повторила она.
Что ответить? Она смутилась.
- ложись к себе, а я возле тебя посижу. Хорошо?
- да.
Девочка пошла на свою койку. Она же села возле нее на вприсядку и взяла девочку за руку.
- я не хочу жить. Понимаешь? Я хочу умереть. Ты не знаешь надежного способа? – вдруг заговорила девочка.
Она растерялась. Что ответить?
- я тоже этого хочу…
- у меня уже семь попыток…
- а у меня одна…
- все неудачные…
- и у меня тоже…
Вдруг девочка заплакала и чуть было не закричала:
- задуши меня!
Опаньки! Вот вам и психушка!
- тише, тише, а то сейчас санитарки проснутся, - и будет нам по полной…
Девочка всхлипнула.
- но я не могу с ЭТИМ жить?
- а что случилось?
- я… как бы это сказать… я… очень люблю мужчин… и постоянно изменяю мужу… говорят, это повышенное либидо… это он меня сюда запихнул… я люблю его, но ничего не могу с собой поделать…понимаешь? Я сплю с первым попавшимся мне и понравившимся мужиком. Я знаю, это плохо. Грех. Но я ничего… понимаешь, ничего не могу с собой поделать…я уже резала вены несколько раз, топилась, вешалась, глотала снотворное…
Хотелось сказать: повезло же тебе, у тебя есть и муж, и любовники, а у меня – никого. Абсолютно никого. И слезы снова потекли по щекам. Она вдруг снова ощутила свое одиночество. Ей стало жалко себя. Почему, почему ей не удалось умереть? Люди падают и с более низких этажей – и разбиваются насмерть. А тут – был восьмой этаж, а в результате только инвалидность и постоянные боли и мучения. Ей снова стало одиноко. И она, погруженная в свои мысли, не заметила, как ее собеседница уснула. Она вернулась в свою койку, но спать уже не могла. Она лежала и смотрела то на потолок, на котором скакали тени деревьев, которые были за окном, то на кусочек звездного неба. Потом она посчитала больных в своей палате. Их было двенадцать, включая ее. И вдруг ей стало немного смешно: двенадцать сумасшедших апостолов…
- девочка, подъем. Встаем, застилаем кровати… - сквозь сон услышала она, открыла глаза.
Нет, это не сон. Она потянулась, приподнялась. Ноги ужасно болели. Надо будет попросить обезболивающее. В палате уже почти все встали. И снова кто-то плакал, кто-то разговаривал сам с собой, одна женщина начала расклеивать по стенам прокладки, кто-то матерился, а несколько человек, как оказалось, просто были привязаны. Она осмотрелась: желтые стены, зарешеченные двойные окна с занавесками. Возле двери стояла ведро…
- ты кто? – вдруг кто-то взял ее за плечо.
- я – новенькая.
- суицидник?
Это слово резало слух. Но…
- да. А ты?
- я… я убила своего трехмесячного сына… в нем был сатана… я просто очистила землю от Злого.
- давно здесь?
- полгода уже… ты будешь не меньше…
Стало страшно. ПОЛГОДА! За это время можно столько сделать. Но вдруг она заметила в свих мыслях нестыковку: ЕЙ НЕЧЕГО БЫЛО ДЕЛАТЬ НА СВОБОДЕ. Она по-прежнему хотела умереть.
Девушка отошла. Все, кроме привязанных, застелили постели. В коридоре были часы, телевизор, несколько скамеек, два столика, - и очень много больных. Ей захотелось спрятаться. Она никого не хотела видеть. Не хотелось ни с кем разговаривать. НЕТ! Она здесь ненадолго. А потом – она вернется домой и сделает все наверняка. Она все равно умрет. Она пошла в душевую, закурила. В душевой было человек пять.
- привет, - обратилась к ней одна из девушек.
- привет, - ответила она.
- угости сигаретой.
- держи, - она протянула пачку.
И все. Весь интерес к ней у девушек пропал. Они начали обсуждать, как бы насобирать нормальное количество таблеток, чтобы больше не проснуться.
- Девочки, завтрак.
Все медленно пошли кушать. Но ей есть не хотелось. К ней в палату зашла медсестра и сказала:
- если не будешь кушать, будем кормить насильно.
- да кормите. По фиг! Ясно? – вдруг неожиданно для себя сказала она.
- пойди хоть чай с бутербродом поешь.
- хорошо… извините…
В столовой было очень много людей, и когда она зашла, почти все оторвались от своих тарелок – и посмотрели на нее, новенькую. Она взяла чай, бутерброд, подошла к столику, где уже сидело пять человек.
- можно к вам? – спросила она.
- нет! – грубо ответила одна из девушек.
Вспыхнула злость, ярость, и она выдавила из себя: СУКА. И ушла в палату. Выпила чай, съела бутерброд с маслом и халвой. Вот так клиника. Ей стало стыдно за инцидент в столовой. Потом навалилось одиночество. Вот оно, - можно быть одиноким даже среди людей. Ведь она не сделала никому ничего плохого, а ее уже не возлюбили. Она снова пошла покурить. И тут она заплакала. От беспомощности. Так, как она плакала, находясь на грязном мокром асфальте. Слезы текли. Она делала частые затяжки. Почему все так получилось? Ведь она просто хочет умереть, не делая никому зла. Зачем она ЗДЕСЬ?
- девочки, таблетки.
Она заняла длинную очередь. Когда она подошла, ей в ладошку насыпали четыре таблетки.
- пей.
- а что это? Я не буду их пить! Я здорова!!!
- это назначил твой врач. Пей.
- хорошо. Но скажите хоть, что это?
- спросишь у доктора. Хорошо?
Она попробовала спрятать таблетки под языком, но опытная медсестра сказала:
- открой рот.
И пришлось быстро глотать таблетки. Нет, так дело не пойдет. Ей просто не дадут здесь умереть. Она пошла в свою палату. Манипуляционная сестра сделала ей укол, после которого все поплыло и она снова заснула. Разбудил ее крик:
- обход! Обход!
Минут через десять к ним в палату зашли врачи и уже знакомый ей заведующий отделением. Они подходили, что-то спрашивали, записывали. У нее они спросили, как она себя чувствует, как настроение, сон… и ушли. Она растерялась. Ей так много хотелось им сказать, но когда они подошли, все слова пропали. Она отвернулась к стене и заплакала. Как же одиноко! Как же хочется исчезнуть! Взять и раствориться. Раз и навсегда. Она первый день в больнице, а уже поссорилась, поругалась, выслушала чей-то бред, от которого становилось страшно и мрачно. Ей не хотелось находиться здесь больше ни минуты. Но вместо этого потянулись часы. Она не заметила, как снова уснула.
Ей снилось огромное пшеничное поле, чистое голубое небо, - и она летела над этим полем. Дальше. Дальше. Дальше. Она увидела впереди свет, - и ей захотелось достичь этого света. Она старалась набрать скорость, но яркий свет все отдалялся. Но она не теряла надежду, и летела, летела, летела…
- эй ты, - кто-то дернул ее за плечо, - пошли покурим.
- я не хочу.
- пошли.
Вдвоем они зашли в душевую. Закурили. Девушка долго молчала, а потом вдруг выдала:
- ты можешь мне помочь?
- в чем?
- у меня есть лезвие. Я хочу перерезать вены.
- режь… если хочешь… только ты этим себя не убьешь.
- почему? – вдруг удивилась девушка. – я знаю, надо резать не поперек вены, а вдоль. Поможешь?
- нет! Не помогу…
- но ты сможешь сделать то же самое. Ты же хочешь умереть? Все знают, что ты тоже суицидник…
- и что? Я не намерена тебе помогать. Хочешь – режь…
Она докурила – и быстро вышла из душевой. Девушка осталась одна. А через час она вдруг услышала крики. Она подбежала к душевой за всеми. На полу лежала та девушка. Пол был залит темной кровью.
- срочно - реанимацию! Она еще дышит. Она перерезала сухожилие! – кричала медсестра.
- вот дура! – проговорил кто-то из девочек.
Ту девушку забрали в реанимацию. Но после этого случая по палатам провели обыск. Искали любые запрещенные предметы. Забирали даже бьющиеся фарфоровые чашки, вилки, забрали кипятильники, ручки, карандаши… после этого случая в отделении наступила тишина. В коридор никто не выходил, все молча сидели по палатам. В два часа дня ей снова сделали обезболивающий укол. Ногам стало легче.
Она села на кровать и снова начала осматривать больных. Почти все молчали, кроме тех, кто разговаривал сам с собой или с высшими силами. Одна девушка плакала. И вдруг одна из девушек подскочила с кровать, схватила свою кружку и плеснула чаем в другую девушку.
- ты че, сдурела? – вырвалось у той.
- блин, как же я вас всех ненавижу. И тебя особенно, тихоня. – зазвучали маты. В палату ворвались санитарки, быстро скрутили бунтарку и связали, уложив ее на спину, закрыли палату на ключ, и начали наблюдать за больными через стеклянные двери. Прошло около часа. И тут палата отошла от онемения. Девушки начали стучать в двери:
- выпустите в туалет!
- Дайте покурить!
- у меня клаустрофобия!
Но медперсонал был неумолим.
- писайте в ведро…
Вот так она впервые поняла назначение ведра в палате. Одна из девушек не выдержала, присела и начала писать. Через несколько минут в непроветриваемом помещении с закупоренными окнами запах мочи стал просто невыносим. На обед дверь открыли. Можно было пойти и покурить. Есть абсолютно не хотелось. Она спряталась в туалете и закурила. Прошел обед. Снова таблетки. Укол по вене. Сон. И снова ее разбудили. Рядом с ее кроватью стояла женщина лет сорока пяти-пятидесяти. Черт, почему ее не могут оставить в покое??? Даже здесь нельзя укрыться от людей. Ей казалось, что здесь люди равнодушны друг ко другу, стремясь как можно быстрее выбраться отсюда. Реальность же показывала обратное.
- что Вам нужно?
- ты – новенькая, а я уже здесь три месяца. И не думай убивать себя! Понятно? Я по внешнему виду вижу, кто хочет умереть…
- вы что – ясновидящая?
- может, и так.
- и что Вам ОТ МЕНЯ нужно?
- девочка моя, ты еще молодая, тебе нужно жить. Поверь, здесь не так уж и плохо. Тебе помогут. Понимаешь меня?
- мне не нужно помогать! Я здорова.
- не спеши. Не спеши… - повторила она и отошла от кровати.
Вот так денек! В коридоре послышалось пение. Сначала один голос, потом добавилось еще несколько. Пели «Птицу счастья», потом «Песню про голубой вагон», - и пошло-поехало. Она вышла в коридор. Девушки пели детские песни, надували воздушные шарики, кто-то читал, кто-то рисовал что-то на большом холсте на полу. И вдруг она ощутила: да, здесь совсем и не страшно. Ей вдруг показалось, что все здесь абсолютно нормальные. Это просто мир сошел с ума. Голоса у нее не было, и она просто присела возле батарей и начала вслушиваться в слова песен. Сколько раз она уже слышала эти песни, но впервые она задумывалась над словами. И вдруг ей стало трудно дышать, ей снова стало страшно, снова навалилось мрачное одиночество, ноги заболели, руки начали дрожать…
- помогите… - выдавила она из себя, и потеряла сознание.
На следующее утро во время обхода, врач спросил ее:
- как вы думаете, что это было?
- не знаю точно, но мне очень тяжело быть среди людей. Понимаете, я не хочу жить. Не хочу никого видеть. Я ПРОСТО ХОЧУ УМЕРЕТЬ!
- да уж, голубушка. Вы – наш пациент… - сказал врач. Медсестра что-то записала в журнале. И они ушли.
А потом ее позвали в манипуляционную. Ей сделали укол в мышцу. И она почувствовала расслабление. Потом зашла санитарка с каким-то аппаратом с двумя ручками. За ней зашел заведующий отделением и врач. Ее уложили на кушетку, в рот вставили капу, смазали чем-то виски, поднесли к вискам какие-то штукенции… и все. Она очнулась в своей палате. Она с трудом осознала, где она, как ее зовут. Она попыталась встать, но сидящая рядом санитарка снова уложила ее в кровать.
- полежи еще немного.
И вдруг она начала осознавать, что не помнит, как зовут ее маму. МАМА. Сначала тихо, а потом громче простонала она. МАМА. Где ты, мама? Что со мной?
- лежи, лежи спокойно.
- извините, - ей стало не по себе. – я…я… я уписалась…
Санитарка перевернула ее на бок, вытащила мокрую простынь, без смущения стащила с нее спортивные штаны, трусики. И полуголую оставила лежать на мокром матраце. Она заплакала.
- ничего страшного, - проговорила одна из девушек. – тебе делали электрошок. Так бывает у многих. Так что, не парся.
Девушка подошла к ней. Подложила желтую клеенку и полотенце.
- так не будет холодно. В себя пришла?
- не знаю. Все слишком яркое.
- ничего, еще штук пять-десять сделают, и все наладится. Будешь как новенькая.
- пять-десять?? Я больше не выдержу!
- не ты первая, не ты последняя… здесь почти все через это прошли.
- а ты здесь за что?
- хороший вопрос: за что? Да ни за что. У меня – голоса в голове, которые приказывают мне себя убить.
- и пробовала?
- еще бы! И не раз! Последний раз мама за ногу успела ухватить, когда я с балкона хотела спрыгнуть. Голоса мне говорили, что я могу летать…выпить хочешь?
- каааааак? – вырвалось у нее. – а что – есть?
- пиво будешь?
Она кивнула. Девушка подошла к тумбочке одной связанной больной, достала бутылку с надписью «Шампунь» и протянула ей. Они сделали по пару глотков, и поставили бутылку на место.
- если спросят про запах, скажи, что мыла голову шампунем на пивных дрожжах. Хорошо?
Она кивнула.
Вечером пришла мама. Принесла в термосе чая, творожок, бананы, блок сигарет. Они сидели и смотрели друг на друга. С маминой стороны больше не звучало упреков. Но в глазах была боль.
- ты понимаешь, что ты наделала? – спросила она.
- да…
- ты же на нормальную работу теперь не устроишься…
- разве это главное?
Они замолчали.
- мама, прости. Я тебя люблю. Очень люблю. Но со мной что-то не так… я … только пойми правильно… не обижайся… но я хочу умереть…
У мамы на глазах появились слезы. Но она промолчала. Они послидели еще минут десять и мама начала собираться домой.
- держись, доченька. – тихо проговорила мама. – держись!
И ушла. И снова навалилось одиночество. Она почувствовала себя настолько одинокой в этом мире, что хотелось заплакать. Но подошла санитарка и провела ее в палату.
- не плачь, дочка, - заговорила санитарка. – не плачь. Умереть ты еще успеешь, а вот насладиться жизнью – нужно уметь. Этому учатся годами. Попробуй полюбить мир, людей, природу… откройся миру. Ты боишься. Но это и понятно. Ты в растерянности, но жизнь продолжается…
Договорить она не успела. Одна из привязанных заорала:
- убейте ее! Убейте! Она – исчадие ада! Развяжите меня! Я сама ее убью!
И санитарка пошла к той девушке.
- тише, тише, детка. Успокойся.
Санитарка погладила девушку по голове.
- будешь спокойнее себя вести – развяжем. Хорошо?
- сдохни, тварь,- неизвестно кому закричала девушка.
Стало страшно. Она обхватила голову руками, закрывая уши. Голова раскалывалась. Ей хотелось бежать, прочь отсюда. Все равно куда. Только бы не оставаться в этом аду.
К девяти вечера привезли невменяемую пьяную девушку. Она что-то пьяно говорила. Говорила, что всех любит. Обнималась. Но ее уложили и привязали. И тут девушка начала декламировать стихи:
НЕТ, Я НЕ ВЫДОХЛАСЬ НА СТАРТЕ, И ЗНАЮ Я ЗАЧЕМ МНЕ ЖИТЬ, И ДАЖЕ НЕ МЕСТА НА КАРТЕ, ЧТО НЕ УСПЕЛА ПОСЕТИТЬ. ТАК МНОГО В ЖИЗНИ МОТИВАЦИЙ, И ДЕТИ - ГЛАВНАЯ ИЗ НИХ, ОБЪЕДИНИМСЯ ВО СПАСЕНЬЕ, РОСТОК НЕ ДАТЬ СЛОМАТЬ, ВЗРАСТИТЬ. ЛЮБОВЬЮ ЧАДО ПОЛИВАТЬ, В ТЕРПЕНЬИ ВЫУЧИТЬСЯ ЖДАТЬ. И СВЯТО ВЕРИТЬ ЛИШЬ В ДОБРО - ВЗОЙДЁТ ЗЕЛЁНОЕ ПЕРО, ЛЮБОВЬ РАСТОПИТ ЛЕДЯНОЕ ЗЛО...
Ей сделали укол и она уснула.
Так потянулись дни. Один почти не отличался от другого. Кого-то выписывали, - и он тихо без шума уходил. Кто-то поступал, - и его клали в одну из четырех палат. Первые три были для более менее вменяемых и адекватных, также туда клали тех, кто шел на выздоровление. Она же по-прежнему лежала в наблюдательной четвертой палате. Подъем, завтрак, уколы, таблетки, обход, свободное время, обед, таблетки, уколы, просмотр телевиденья, таблетки, сон… и так изо дня в день. Ничего не менялось. Она уже пообвыкла. Спокойнее реагировала на крики, маты, разговоры с самим собой и голосами. Ее уже не пугали другие пациенты.
Но вот одно ее пугало – ей по-прежнему было одиноко и не хотелось жить. По ночам снились кошмары, из-за которых она по несколько раз за ночь вставала, курила, снова ложилась, потом снова вставала… уколы от бессонницы не помогали. Казалось, мозг абсолютно не отдыхал. Ей прописали новый антидепрессант, увеличили дозу азалептина, из-за которого по ночам изо рта текла слюна и приходилось на подушку класть полотенце. Уколы делали ее вялой и безразличной. Она начала больше курить. Все меньше общалась. И однажды к ней пришел психолог.
- выйдем? Надо поговорить.
- я не хочу ни с кем общаться, - сказала она.
- надо. Иначе так дело не пойдет. Ты уже здесь три месяца, а улучшения нет. Пойдем.
Они вышли в коридор. Сели за столом друг напротив друга.
- ты считаешь, что ты уже здорова? – начал психолог.
- понимаете… - она с трудом находила нужные слова.- я и не болела… мне просто одиноко…и не хочется жить…
- а ты пробовала пообщаться с девочками? Может, нашлись бы общие интересы?
- да… только у меня нет никаких интересов.
- может, ты любишь слушать музыку? Или пишешь стихи? Или рисуешь?
- нет. Со всем этим я попрощалась. Мне просто нужно уйти… понимаете?
- Из-за непонимания каждый день мы теряем своих близких, и, живя с ними, становимся одинокими. Не только талант требует одиночества, но и одиночество требует таланта. "Одиночество" - это когда тебе неуютно быть с самим собой. В одиночестве каждый способен увидеть в себе то, что от него заслоняет общество. Даже, будучи одни во всём мире, мы - навсегда вдвоём со Вселенной! Одиночество - это битком набитый ненужными вещами пустой дом. Одиночество - это когда их много, а ты - один. Одиночество живёт вечными желаниями с кем-нибудь им поделиться. Бывает, человек глубоко одинок даже в гуще толпы. Бывает, что молчит всего один человек, а кажется, что ты на необитаемом острове... В мире есть только одна настоящая грусть. - Это когда не с кем поделиться своей грустью. В одиноком сером человеке ярче и крепче личность в отличие от пестрой серой массы. Понимаешь? Ты – уникальна, и в том, что тебе одиноко – только твоя вина. Откройся. Поговори с кем-то о том, что тебя волнует…
- но я не хочу никому навязывать свои проблемы…
- послушай, я не заставляю тебя дружить, хотя это тоже неплохо, просто откройся миру.
- как? Как мне это сделать?! Я не могу ЗДЕСЬ ни с кем общаться.
- а ты проникнись чьей-то болью и попробуй понять того, кому бы твои слова и поддержка были необходимы. В одиночестве есть своя затаённая прелесть и тихая красота. Единственный недостаток одиночества заключается в том, что не с кем разделить восторг и восхищение этим праздником души. В одиночестве мы постигаем, что быть - важнее, чем иметь, и что мы значим больше, чем результаты наших усилий. В поисках счастья можно легко заблудиться в лесу своего одиночества. В счастье, как и в горе, человек одинок. Великие люди часто бывают одинокими. Но это чувство одиночества - часть их способности творить свой характер, подобно тому, как фотография создается в темноте. Внимательно присмотрись к своему одиночеству: быть может, это все-таки уединение?.. Пусть и не всегда – добровольное. Может, ты попробуешь вести дневник. Ведение личного дневника - это не одиночество, а способ общения с самим собой. И это нестрашно. Попробуй.
- у меня нет блокнота и ручки.
- я тебе принесу. Хорошо. Попробуешь?
- да.
- ты же хочешь отсюда выбраться?
- еще бы. И хочется, как можно скорее. Всем улыбаюсь весело, а в душе хочется повеситься !!!
- не бойся своего одиночества. Хорошо? Ты ведь очень умная девушка. И я не желаю тебе зла. Я очень, очень хочу тебе помочь. Ты – молодая, красивая, у тебя есть мама, ты здраво мыслишь. Пойми, мудрым в этой жизни сложнее, чем дуракам. Сейчас я принесу тебе блокнот и попрошу врача разрешить тебе держать у себя ручку.
- спасибо.
И правда, через несколько минут, психолог принес блокнот и ручку.
- держи. И не бойся себя, поговори с собой. Удачи тебе.
Она зашла в палату, села на кровать, открыла блокнот. Что писать? «я – инвалид и у меня психическое расстройство…- начала она. – я не хочу жить…» а потом строчка за строчкой, и она незаметно для себя начала описывать свою боль, свои страдания, она описала, почему хотела умереть, немного написала о больнице, пациентах, потом переключилась на афоризмы, которыми ее закидал психолог… незаметно наступил вечер. Она попросила не делать ей снотворного укола, а посидеть в посетительской немного пописать. Она и не подозревала, сколько в ней накопилось чувств и эмоций. Ей разрешили. Она писАла и писАла. Строка за строкой, лист за листом. И в какой-то момент она вдруг осознала: она больше не хочет умирать раньше срока, это бегство с поля боя, надо продолжать сражаться, иногда стоит выждать, просто в тишине и молчании, иногда надо сражаться. Но не убегать! Вот главная мысль. Не стоит спешить. Суицид – это дезертирство. Всё можно пережить, за исключением своей смерти. Короткая жизнь — это ужасно, но ещё ужаснее длинная смерть. Чем ближе смерть — тем драгоценней жизнь. Умирать — это последнее дело. Жизнь даётся только один раз, а отбирается навсегда! Она больше не хотела бежать от ответственности перед жизнью.
Незаметно наступило утро. Она и не заметила, что за всю ночь ни разу не покурила. Поэтому первым делом, когда проснулись санитарки и первые пациенты, она побежала в душевую курить. Она вдруг заметила, что выпал первый снег. Он блестел под лучами поднимающегося солнца. В душевую зашли еще несколько девушек.
- привет.
- Привет.
Они закурили. Разговор не вязался. Она хотела что-то сказать, но не находила слов. Казалось, все слова ушли в дневник. Она докурила и пошла в свою палату хоть пару часов вздремнуть. Но сон не шел.
С утра, еще до завтрака, к ней зашла ее врач. Они немного поговорили, и она дала врачу свой дневник.
- вот, здесь вся я. Мне уже нестрашно быть здесь.
- это хорошо. Держись!
После обхода к ней подошла медсестра и сказала, что ее переводят в первую палату. Да, за эти месяцы она привыкла к своей четвертой палате, но эта новость ее обрадовала. Значит, доложили, что она пошла на поправку. Нет, она по-прежнему не могла найти слова для общения с другими девочками, но и умирать больше она не хотела. Да, одиночество никуда не ушло, но у нее за эту ночь изменилось отношение к своему одиночеству. Она вдруг осознала, что в своем одиночестве она может формировать свой характер. БОРОТЬСЯ! И не сдаваться.
В обед приходила мама и принесла пирожное эклер и пачку шоколадного мороженного. И она вдруг осознала, как же она любит свою маму, как же та беспокоится за нее, и – ей захотелось стать маме другом, поддержкой. Они говорили и говорили. Впервые за столько месяцев, ей было что сказать маме. Она рассказала о терапии дневником, о мудром психологе, о ее любви к маме. И тут неожиданно для себя она сказала:
- мама, прости. Я больше так никогда не поступлю. Я тебя очень-очень люблю. Я больше никогда не причиню тебе боль.
Мама улыбнулась и обняла свою дочурку.
В первой палате было тихо и уютно. Стоял небольшой телевизор. На тумбочке лежал кипятильник. Девочки очень радушно ее приняли. Помогли заправить постель. Приготовили ей зеленого чая с мятой. Здесь не было ни криков, ни матов. После чая девочки включили музыкальный канал и начали танцевать. И тут она осознала, как же давно она не позволяла себе танцевать и петь. Да, голоса у нее не было, движения были однообразны и угловаты, но ей было плевать. Звучала музыка – и она затанцевала вместе с другими. Кто-то подпевал. Было весело. Когда музыка закончилась, одна из девочек подошла к ней и протянула… маленькое улыбающееся солнышко. Это была наклейка.
- спасибо… - она в растерянности проговорила.
- пусть оно тебе всегда светит и согревает. Пусть разгоняет тучи твоих мрачных мыслей и радует тебя. Помни, что солнце есть даже за облаками.
После таблеток и уколов, она вернулась к своему дневнику. Наклеила солнышко на обложку дневника. И продолжила писать.
Через две недели ей уже перестали делать уколы. Ночные ужасы ушли. Правда, она очень рано вставала. Но ее уже за это не ругали. Утро начало приносить радость. Она радовалась приготовлению запрещенного в клинике кофе, первой выкуренной сигарете, пустой болтовне с девушками, снегу за окном, солнышку на обложке дневника, подбадриваниям врачей…
И так, незаметно, пришло время, когда заведующий отделением вызвал ее к себе.
- в пятницу мы тебя отправляем в лечебный отпуск. Это означает, что тебя на три дня отпускают домой. Посмотришь, как тебе будет. Если все будет хорошо, вернешься в понедельник. Если плохо, сразу же приезжай.
- а можно не возвращаться? У меня так много дел…
- каких, например?
- я решила стать писательницей. Для начала я все опишу, что произошло со мной и назову это произведение «Гимн жизни». Я очень хочу поделиться с другими своим открытием: нельзя бежать от жизни, она дается только раз, и не нужно бояться одиночества, оно закаляет характер…
- не спеши. Это хорошая идея, но вернуться все-таки придется. Мы снизим до минимальной дозу лекарств, и посмотрим, как ты на них продержишься. И помни: грустные мысли будут, будет и страшно, и больно, но ни одно испытание не дается человеку так, чтобы он не мог выдержать, выстоять. Проще говоря, любые испытания даются нам по нашим силам.
Дома все было хорошо. Она помогла маме накрыть на стол. В праздничной обстановке они поели всякие вкусности. Обнялись. Мама всплакнула, они немного поговорили о дальнейшей жизни, и приняли решение пожить среди природы на давно заброшенной даче. Как же давно они там не были. Теперь же они обе хотели пожить вдали от людей, суеты и суматохи, насладиться общением друг с другом…
А в понедельник она вернулась. Через неделю ее выписали.
И как обещала, она села за компьютер и выложила все, что с ней произошло. Пока она писала этот рассказ, в голову пришел новый. Вскоре она опубликовала их в сети, начали поступать отзывы, - и она не могла нарадоваться. Многие писали, что этот рассказ помог кому-то выжить, кого-то заставил пересмотреть свое отношение к жизни. И она поняла, какая великая ответственность лежит на том, кто захотел стать писателем. Потом начали появляться стихотворения. И все это было практическая философия о жизни и смерти. Вот так один мудрый психолог помог сформироваться новой личности.
ID:
232728
Рубрика: Проза
дата надходження: 03.01.2011 20:08:43
© дата внесення змiн: 16.01.2011 04:39:55
автор: Demi Doza
Вкажіть причину вашої скарги
|
