Твое... Больное...
Ты отпрашиваешься с работы и, запахнув пальто, выходишь на улицу. Смотришь на синее, не по-осеннему яркое, небо. Вдыхаешь воздух, наполненный чуть горьковатым запахом упавших листьев. Все вокруг засыпано пожухлой желтой листвой. Как и тогда.
Ты перебегаешь проспект к остановке. Ты нарушаешь правила, и какой-то усатый дедок на старенькой копейке недовольно кричит тебе в спину. Но ты не обращаешь на это внимание. У тебя другие задачи и цели. Ты спешишь.
И хоть еще остается почти три часа, ты боишься не успеть. А тебе хочется быть дома вовремя. Ты не можешь опоздать, это было бы слишком неправильно. На остановке ты дожидаешься нужную маршрутку, чуть потолкавшись в очереди, оплатив проезд, проходишь во внутрь и, устроившись на сиденье у окна, наблюдаешь за осенним городом. Все, как и тогда. Тогда ты тоже спешила. Он ждал тебя в квартире. В кондитерской возле дома ты, замерев возле витрины, долго выбираешь какие сладости купить к чаю. Ты каждый раз хочешь попробовать что-то новенькое, но подходя к продавщице, называешь уже давно надоевший, но такой любимый в прошлом им «Красный мак». Ты кладешь конфеты в пакет и идешь за чаем. Тебе нужен определенный сорт. Тот который он так любил. Ты сама пристрастила его к зеленому с жасмином. А теперь менять привычки уже поздно. Ты покупаешь чай и снова смотришь на часы.
Ты спешишь домой. Так же как и тогда. Ты тоже спешила домой. Но тебе для вечера еще нужно купить бутылку темного Крымского портвейна. Ты не любишь портвейн. Он для тебя слишком крепок. И от первого глотка в горле обычно жжет слишком сильно. Но он всегда приносил портвейн. И это тоже уже поздно менять. Привычки давно стали слишком старыми.
Ты приходишь домой. Открываешь дверь его ключом. У тебя тогда был его ключ. Свой ты где-то посеяла и взяла его связку. Ты ставишь продукты на кухонный столик. Переодеваешься в красивое синее платье - такого же цвета, как небо над городом. Тебе всегда нравилось это платье, но он говорил, что синий цвет тебе не очень идет. Что поделать, платье тоже - уже привычка. Ты накрываешь на стол. Ставишь бутылку портвейна и две рюмки. Кладешь в хрустальную вазу конфеты. Завариваешь в глиняном чайничке китайский зеленый с жасмином. Смотришь на часы. В восемь вечера ты наливаешь в рюмки вино, разворачиваешь конфету и кладешь ее на другую сторону стола. Улыбаешься. Достаешь из серванта фотографию. В восемь ноль две поднимаешь рюмку и выпиваешь портвейн одним глотком. Не чокаясь, без тоста.
Говоришь только: «Восемь, ноль две. Умер.»
Смотришь на фотографию. Сколько уже раз было так - год? Два? Пять? Восемь? Тебе уже исполнилось тридцать. Ты стала слишком взрослой, такой, какую он даже никогда и не представлял. А ему… Ему так и останется навсегда двадцать два. Потому что - осень. Потому что сентябрь. Вечер. Потому что: «Восемь, ноль две. Умер»
В ту осень и сентябрь было слишком много ненужного смеха. Был точно такой же вечер. Точно так же пили портвейн и думали, что делать дальше. Ты хотела свадьбу. Большую и красивую. Он хотел просто тихую роспись и долгое-долгое путешествие по чужим странам. Вы немного ссорились. Он сидел и пил портвейн. Ему нравился терпкий и пряный вкус крымского винограда. Ты ему сказала, что он тебя не любит, он ответил, что любит очень сильно. Конфеты «Красный мак» так и лежали в вазе. Ты ему не поверила. Ты продолжала говорить, что если бы он тебя любил, то уступил бы. Он ответил, что может доказать. Портвейн веселил голову. Жизнь казалась слишком простой. Он действительно решил доказать. Глупо и бессмысленно.
Балкон. Седьмой этаж.
«Я люблю ее», - услышал город. Он выбрался на самый верх перил и пытался достать луну с неба.
- Хочешь, я подарю тебе весь мир? - спросил он и улыбался. Ты тревожилась за него, но хотела чтобы весь мир принадлежал только вам двоим. Ты так хотела свадьбу. Ты так хотела маленькую дочку от него. Ты так хотела чуть позже вихрастого веснушчатого мальчишку. Ты хотела семью.
- Я подарю тебе жизнь, - сказал он и перегнувшись через перила, попытался сорвать желтые листья клена.
Он падал не долго. Ты даже сначала не поняла, что случилось. Ты думала, что сейчас снова все будет точно так же, как и раньше. Он поднимется в квартиру нальет себе еще одну рюмку портвейна и, улыбнувшись, назовет тебя дурочкой за то, что ты поверила в несчастье. Но чуда не случилось. Он так и лежал внизу до приезда скорой.
Четыре дня в реанимации. Тебя не пускали к нему даже на пять минут в день. Никто не давал никаких прогнозов. Доктора отводили глаза. А в твоей квартире все четыре дня также стояло недопитое вино в бутылке и лежали развернутые, начатые им конфеты. Красный мак. Его любимые.
Ты приехала в больницу к вечернему обходу. Ты умоляла остаться. Ты сказала, что хочешь просто побыть хоть несколько минут рядом. И тебе неожиданно разрешили. Ты успела подняться в палату реанимации. Но услышала только: « Восемь, ноль две. Умер.»
Ему так и осталось двадцать два. У него так и осталась в планах свадьба и путешествие в далекие-далекие страны. Он еще до сих пор мечтает о дочке, а чуть по позже о вихрастом смешном мальчугане - сыне. Ему проще. У него все еще в будущем. Пусть так никогда и не исполнившемся.
А вот с тобой все было сложнее.
Тебе уже исполнилось тридцать. Тебе уже никто не был нужен. Мечты о дочке, так и остались мечтами – там с ним, с двадцатидвухлетним. И маленький мальчик – твой сын, уже не приходил даже во сне. С тобой все было в прошлом. Прошлые привычки. Старое прошлое, вышедшее из моды синее платье. Темный портвейн, который ты никогда не любила, но уже поздно было менять привычки, конфеты «Красный мак», зеленый китайский чай с жасмином.
Осень. Сентябрь. Вечер. «Восемь, ноль две. Умер.»
