Виталий Григорович
Фронтовые записки.
Шел 43-й - трудный самый,
Потерь уже не сосчитать.
Я так давно не видел мамы,
Ты только жди, вернусь я, мать.
Ты только не теряй надежду,
Мы все устали долго ждать,
И каждый день у смерти между
Косою, жизни вынимать.
Вот снова бой и снова яма,
Залита кровью до краев.
Живой я... Ранен правда, мама.
Люблю, прости меня без слов…
Мы в перестрелке на опушке.
Нас мало, их несосчитать…
Контузило…Здесь танки, пушки…
Я так хочу увидеть мать…
- Пить, дайте пить,- кричу упрямо,
Хотел подняться, но не смог.
- За что, о боже, мама, мама…
Своих не вижу больше ног…
Я снова дома, все так само,
Только в руинах, не узнать.
Не надо плакать, здравствуй, мама,
Я ж обещал… Вернулся, мать.
Прошло немало, небо низко,
Весна и голубь в облаках.
Седой старик у обелиска,
Один…В каталке… И в слезах.
Сын бросил мать.
Мать сына родила, растила,
и пуще глаз от бед хранила.
Горбом сыночка подняла,
сама состарилась, слегла.
Сын бросил мать... Живет одна,
от горьких слез слепа она.
Все сына ждет на склоне дней,
он лишь во снах приходит к ней.
Да, хорошо соседи есть,
Помогут, принесут поесть-
кто вещи даст, когда износит,
кто пить нальет, если попросит.
Все б ничего, да больно ей,-
свое дитя чужих черствей.
Нет мочи жить в таком позоре,
проклясть сынка решила с горя.
В углу, стыдясь своей же тени,
старуха стала на колени.
Ладони горестно воздела:
"Будь, проклят, сын"- сказать хотела.
Но не смогла, душа заныла.
Собравшись с духом рот открыла.
Незряче глядя на порог:
"Будь счастлив,-молвила,-сынок!"
Так было...(Он и она).
Они на танцах повстречались,
был 41-й на дворе,
прогулки, встречи, целовались…
Сыграли свадьбу в сентябре.
Сергей работал на заводе,
она играла, словно бог.
Как говорят у нас в народе –
счастливей и не сложишь слог.
Татьяне, звали так блондинку,
тот день надолго в душу влез.
На свадьбу муж принес пластинку –
Огинский автор, «Полонез».
Но счастье было ненадолго,
война разрушила мечты,
когда огнем пылала Волга,
не стало вдруг чужой беды.
Ушел на фронт, она рыдала,
лишь попросил: «Ты только жди!»
Молилась, весточки писала,
ждала, хоть грусть несли дожди.
Как эти письма душу грели!
Как помогали выживать!
И жить, когда уж надоели,
все те, кого устали ждать.
Но вот однажды, после боя,
пришло письмо из дальних мест.
Не находил себе покоя…
«Жена погибла… Красный крест».
«Не может быть… За что? О, боже…»
стрелял в горячке и орал.
Он роту в бой вел и похоже,
тогда весь страх свой потерял.
Победу встретил под Берлином,
звезда Героя на груди.
Не мужем не был он, не сыном…
Сергей не знал, куда идти.
Прошли года, он не заметил,
как жизнь перевернула лист.
Однажды после смены встретил,
цветок, который был так чист,
красив и так необъяснимо
похож на Таню. Но, увы…
Ее, однако, звали Нина.
Сгорел, не подняв головы.
Влюблен, стрела попала в точку.
Женился. Мир Вам да совет.
А через год родили дочку,
назвали Таней в память лет.
Страна лечилась понемногу,
а город оживал и рос.
И каждый день Сергей в дорогу,
автобусом с работы вез.
Водитель он, жена – кондуктор…
Счастливый шел домой и пел,
но как-то в старый репродуктор,
услышал музыку и сел…
«Играть так может только Таня!»-
вскричал Сергей и посмотрел,
как Нина плачет на диване,
но так сказать и не успел.
Тут диктор спас и как награда,
он Левитаном пробасил:
«Концерт вели из Сталинграда».
«Ну, кто ж играл?»- нет больше сил.
И диктор вставил те два слова,
что ждал он просто позарез:
«Играла Таня Соколова.
Огинский автор. «Полонез».
Его ждала командировка,
перед дорогой он присел.
Собрался быстро… Все ж сноровка.
Но голову поднять не смел.
А Нина все собрала силы,
чтоб не заплакать: «Я молю…
Тебе я верю, слышишь, милый,
Сережа, я тебя люблю».
Вокзал, перрон, опять вокзал…
Он без труда нашел тот дом.
Когда звонок он нажимал,
слезами в горле сжался ком.
«Сынок, Сережа, погуляй»-
сказал любимый голос. Дверь
вдруг отворилась невзначай…
«Не верь глазам своим, не верь»-
стучало сердце у виска.
«Не может быть? Как? Почему?»
Но это Таня была… Та,
что очень дорога ему.
Не зная, как сказать словами,
пусть объяснит любой эксперт…
Она дрожащими руками,
из дома вынесла конверт.
Проклятая та бумажонка,
затертый временем пакет.
Его, Сергея, похоронка,
для счастья им закрывший свет.
Они сидели, вспоминали,
не зная, как в глаза взглянуть.
Прекрасно оба понимали,
того, что было не вернуть.
Там Танин муж пришел с работы,
им есть о чем поговорить…
Просил остаться до субботы,
побыть у них и погостить.
Он посмотрел на них, на сына
и отказался наотрез.
Она открыла пианино,
и заиграла «Полонез.
Какие это были муки…
Как будто в прошлое унес…
Когда ее родные руки
играли, он не вынес слез.
Ушел, простившись, как в романе,
и знал – уходит навсегда.
Но ту любовь к своей Татьяне,
он пронесет через года.
Басня о выборах.
На выборы в Совет двора,
объявлен конкурс был вчера.
Мандат на вход довольно прост,
пароль - четыре лапы, хвост.
Собрался весь окрестный люд,
все митингуют и орут.
Кому свободу подавай,
кому права его отдай,
а для кого подход банален-
вопрос жратвы лишь актуален.
Ну, вобщем всяк сбежался сброд,
бушует и кипит народ.
Из бочки возвели помост,
вождя чтоб видеть в полный рост.
Пушистый, важный как в погонах,
блестит клыком в улыбке рот,
во всех ближайших регионах,
известный кандидат, как Кот.
Он в окружении охраны,
приполз во двор сегодня рано.
Вся свора мирно спала разом,
лишь изредка сверкая глазом,
на удивленную толпу -
приказ сегодня был «табу»:
- не драться, громко не орать,
честной народ не обижать;
- не дай господь, чтоб спозаранку,
глушить в подвале валерьянку;
- толпой гоняя на ходу,
не воровать нигде еду.
Сегодня вобщем постный день.
Укрылась шайка дружно в тень,
и никого весь день не ела.
Толпа не поняв, обалдела…
А стая тихо мирно спала,
и только молочко лакала.
И вот в ответственный момент,
на бочку вылез президент:
«Шановні, мы тут неспроста,
хочу представить Вам Кота.
Окончил школу, слушал маму,
свою предложит он программу.
К порядку всех хочу призвать,
Коту трибуну передать».
Под жидкий звук аплодисментов,
четыре из числа клиентов,
с трудом перегрузив, как квочку,
Кота поставили на бочку.
Тот постоял и помолчал,
потом невнятно промурчал.
Мол, я за равные права,
приплел какие-то дрова,
от них ведь не растет трава,
что птица щиплет на обед,
еще понес какой-то бред.
Люд равнодушен и зевает,
лишь шубка у Кота сияет.
От скуки куры снесли яйца,
и оббросали постояльца.
Тот еле с бочки не упал,
сознание пять раз терял.
Его поспешно отходили,
на бочку снова водрузили.
Убрать велели все замашки,
и читать строго по бумажке.
«Минуя всякие уловки,
я отменяю мышеловки!»-
тогда с трибуны муркнул Кот,
клыками оголив свой рот.
«Я в доску свой, не иностранец,
отныне - вегетарианец!»
Вот тут ожил простой народ:
«Да здравствует наш лидер Кот!
Хотим, чтоб в дворовом Совете,
руководили кошки эти!»
Вот так все дружно порешили,
отметить праздник поспешили.
Кот каждому накрыл полянку,
кому – сырок, кому – овсянку.
И это важный фактор был –
в корыто нос и все забыл.
* * * * *
Прошел с тех пор какой-то срок,
и всем был дан такой урок:
мозги пришел включать черед,
но двор здесь больше не живет…
Хоть времени прошло немножко,
теперь здесь обитают кошки!
Любовь - она такая штука...
Любовь ушла и не вернулась,
зима укрыла снегом сад,
ты уходя не оглянулась,
а значит, нет пути назад.
Метель завьюжила дороги,
и время замело следы,
сейчас пожертвовал бы многим,
чтоб снова рядом была ты.
Чтоб снова видеть тот небесный,
такой родной оттенок глаз,
хочу себе признаться честно,-
любовь приходит только раз.
Она нахлынет так нежданно,
чтоб вихрем страсти закрутить,
а может, как то даже странно,
в одно мгновенье отпустить.
То водночас с ума нас сводит,
и сердцем по груди стучит,
чтоб смех сквозь слезы, то уходит,
тогда по ней душа болит.
Любовь - она такая штука,
сама решает как ей быть,
цените милые друг друга,
и будьте счастливы любить.
В храме Божем.
В один весенний день погожий,
я вдруг морально занемог,
и мимо проходя в храм божий,
я не зайти никак не смог.
Я в царстве тишины и тени,
но как спокойно на душе.
И опускаясь на колени,
свою свечу зажег уже.
И жарким огоньком лучинка
мне к Богу проложила путь,
и с сердца грешного как льдинка,
слеза скатилась, чтоб вздохнуть.
Ладони соберу устало,
и молча дух переведу,
глаза закрою и сначала
я веру в Жизнь в себе найду.
Я ничего просить не буду,
я просто тихо постою,
обиды, горести забуду,
молитву как смогу спою.
Здесь, как невидимая сила,
во мне разбудит жажду жить.
Не знаю, где меня носило,
и научусь опять любить.
Свечу поставлю пред иконкой,
вдохну священный аромат,
и подождав чуть-чуть в сторонке,
на крыльях полечу назад.
Как теперь мне жить без папы?
Обниму тебя, мишутка:
"Ну не плач, моя ты лапа!"
Нам с тобой сегодня жутко,
не прийдет с работы папа.
Не возьмет меня на ручки,
не прижмет к себе холодный,
поцарапав об колючки,
и не скажет:"Я голодный".
Перед сном родной и сытый,
домик мне не нарисует...
И своей щекой небритой,
крепко так не поцелует.
Мне годков, мишутка, мало,
я пока еще ребенок,
маме вечером сказала,
что люблю двоих с пеленок.
Мама плакала, мой мишка,
говорила:"Жизнь такая!
Ты поймешь меня, малышка,
когда вырастишь большая!"
Что понять, не знаю даже?
Мы пока еще растяпы...
Может кто-нибудь подскажет,
как теперь мне жить без папы?
Ночь.
Ночь зажгла не для нас виновато огни,
в тишине лишь гудки, так похожи на стоны...
Мы с тобой в эту ночь абсолютно одни,
но, к несчастью, по разным концам телефона.
Я страдая молчу, ты ревешь в темноте,
между нами вокзалы, дома и дороги.
Как найти нам с тобою друг друга и где,
подобрать те слова, что даются не многим.
Снова день, снова ночь, а тебя рядом нет,
Мы устали давно ждать от моря погоды.
Значит, не суждено - вот банальный ответ...
Ну а как же любовь, что ждала эти годы?
Как же я, как же ты, жизнь былая на бис,
как надежды, мечты, что уже не свершаться?
И вопрос как гудок прерываясь повис,
а вселенная дальше продолжила мчаться.
Предновогодний диалог.
- Мама, мама, я устала,
ножки так болят, болят...
Ну возьми на ручки, мама,
ножки топать не хотят!
- Потерпи, моя ты кица,
сумки с рынка в двух руках.
Ну, малыш, не надо злиться,
Дед Мороз уже в дверях.
Вот прийдем домой и ляжешь,
мультик включишь, отдохнешь,
сказку куколке расскажешь,
и уставшая уснешь.
А пока ты спишь, малышка,
мама дома приберет,
стол накроет, чтобы мышка,
к нам пришла на Новый год.
Принесла тебе подарков,
вместе елку мы зажгли.
Не замерзла? Маме жарко.
Вот смотри, почти дошли.
Дворик наш родной, соседи,
вот и дома мы с тобой,
моя маленькая леди,
Человек мой дорогой.
На окне блестит снежинка,
баю-бай, звезда встает.
Мы с тобой, моя кровинка,
дружно встретим Новый год.
LOVE STORY.
Все начиналось чисто, безупречно,
любовь, прогулки, встречи "ты да я".
И дети, как венец любви, конечно,
счастливая советская семья.
Но время, знаете, порой не только лечит,
чтоб не сказать совсем наоборот,
ломает судьбы часто и калечит,
швыряет в бездну и бежит вперед.
Вот так и вышло, не оригинально,
знакомо: "кушать хочется всегда".
"Ломать не строить",- пусть звучит банально,
но между ними встали города.
А города ли? Если откровенно,
то деньги... Жизни нашей бич,
вот новый страшный вирус для Вселенной,
что косит хуже, чем смертельный ВИЧ.
Разрушило и их и потоптало,
катком проехолось, поразрывав навек.
Ей, как всегда бывает, стало мало,
а он- учитель, просто Человек.
Ей захотелось сразу депутата,
чтож, красота всегда товар.
Все бросила и унеслась куда-то,
неважно, что уродлив тот и стар.
Зато богат и властен. Непонятно:
"Ты ж из простой учительской семьи?"
Судить не буду, пусть и неприятно,
что жизнь прожить мы вместе не смогли.
Такая вышла, господи, love story,
он также учит и детей растит.
Она в Москве... Без happy enda, sorry...
А время все неистово бежит...
Село (За Кобзарем).
Село... Кобзарь писав село,
неначе писанка, воно,
сьогодні мохом поросло.
Стоять знедолені хатини,
ні,вже не білі,майже сині...
Від злиднів, холоду. Картини
сумнішої немає нині.
Чорніють вікнами порожні,
пусті оселі, незаможні,
покинуті вмирать на полі...
Але хіба по власній волі,
отримали такої долі?
А юди? Бідний мій народ,
уся надія на город,
та на худобу, як не здохне...
І буде що покласти в рот,
якщо не змерзне, не посохне...
І шо змінилось з тих часів,
коли Кобзарь великий жив?
Я вірю він і зараз десь...
На землю дивиться з небес
і плаче, бо змінить не може
за нас усе. Хай Бог поможе!
Мамо.
Я сумую, мамо, за тобою,
за хатинкой в полі край села,
де береза плаче під горою,
де колись життя мені дала.
Рветься серце з туги як згадаю,
що сказати я тобі не зміг:
"Рідна ненько, я тебе кохаю,
ти святий мій, мамо, оберіг".
Я твої поради пам'ятаю,
і твоєю вдачею живу,
і доріг рідніших я не знаю,
чим та тежка, де тебе зову.
Рідна моя, я без тебе гину,
як та квітка сохне без води,
і в думках я знов до тебе лину,
в сад вишневий, де стояла ти.
Вибач, мамо, бо я також винен,
що тебе, кохана, не зберіг,
не зігрів теплом, а був повинен,
приїздити більше, чим я міг.
Я прошу у бога покаяння,
і молю одну з єдиних мрій,
щоб додому я приїхав зрання,
і почув: "О, синку, любий мій!"
ID:
78777
Рубрика: Проза
дата надходження: 11.06.2008 03:07:44
© дата внесення змiн: 11.06.2008 03:07:44
автор: РЕДАКТОРСКАЯ
Вкажіть причину вашої скарги
|
