Осень покрыла аллеи ржей,
В небо плюнула пасмурным.
Пара, наедине с тишиной,
В обнимку порою ночной
Шепчутся тихо и ласково.
Ей – девятнадцать через три дня,
Ему вот недавно - тридцать.
На плечо ему голову тихо склоня,
Щекочет легонько у ребер, дразня,
И грезит в нем раствориться.
Знакомы, буквально, пару недель,
А вон уже как влюбились!
На улице – осень, а в душах – апрель
Со звоном танцует чечетку-капель,
И капли об лужи дробились…
А свет фонарей отражался в реке
И блики бросал им на лица.
Она в свете звезд, что горят вдалеке,
Рукою водила по небритой щеке
И все грезила в нем раствориться.
Рассвет расколол эту милую сказку,
Бросив в аллею ярким лучом;
Ночь скинула томную маску.
Она прекращает интимную ласку
И покидает твердое плечо.
Он, на прощанье чмокнув в губы,
Идет домой к своей жене,
Что вмиг оскалит нервно зубы.
(И голос ее медный, грубый;
И взгляд ужаснее вдвойне).
Она плетется в общежитие,
Где грубый и седой вахтер,
В изрядном водочном подпитии,
Прервав ночное чаепитие,
Пред ней объятья распростер.
Он, выдержав супружьи крики,
Ложиться мирно на кровать –
В глазах маячат две гвоздики
И бледные речные блики,
И девушка, похожая на мать…
Она, уговорив охрану,
Вовнутрь тихо пронеслась,
(Тому она по барабану –
Рассудок помутненный спьяну),
И спать тихонько улеглась…
Чуть скроется последний лучик,
И звезды станут оживать –
Всё там же пара не из лучших:
Тридцатилетний подкаблучник
И девушка, похожая на мать.
7 марта 2012
