***
В жизни нашей, братцы,
трудно разобраться,
ведь на жизненном пути
может всё произойти.
Чтобы не жевать мочало,
упущу я все начала,
40
ведь у всех они когда-то
были схожи, как опята.
Все мы парнями влюблялись
и подобно женихались.
Я начну слова месить,
как пришёл руки просить
Кстати, здесь сказать уместно –
был хмелён я от невесты.
Ей лишь было восемнадцать,
но умела целоваться
так, что нестерпимый зуд
брал за печень и внизу.
Хоть в морали я не строгий,
но её совсем не трогал,
не пытался знать секрет:
девка – целка или нет.
Не хотелось мне до свадьбы
с нею просто переспать бы.
Хоть желал её я очень,
не настолько ж был порочен!
Знал отца её давно.
В клубе он крутил кино.
Мужичонка так себе,
но не промах был в гульбе,
пил помногу и всерьёз.
Хоть имел он силикоз,
щупал девок и кричал,
что силёнки растерял,
а не то, как венский паж,
он устроил бы кураж.
Мать её почти не знал,
мельком только раз видал.
Пышногрудая с косой
показалась молодой.
Чуть постарше, но точь-в-точь
хороша собой, как дочь.
Был у них приличный дом
на краю посёлка том,
где квартиру я снимал.
Знали здесь велик и мал
всё, конечно, обо всех.
Вызывая боль и смех,
сплетни грязным колесом
бегали из дома в дом.
Почему-то только нам
все прощали наш роман.
Или так казалось мне, –
не катают нас в дерьме.
***
Я пришёл – у них обед.
Предложили табурет.
Приглашают рядом сесть,
покалякать и поесть.
Ну, а я им сразу – бац!
Мол, прошу руки у вас.
То есть, нет, наоборот,
дочки вашей. Мы уж год
дружим. Нынче, так сказать,
жизнь свою хотим связать.
Хоть её на десять лет
старше, в том порока нет.
Буду я её любить
и лелеять, и хранить.
Чтобы вы не знали скуки,
будут внучки вам и внуки.
Городил минут так семь,
думал – надоел им всем.
Когда вижу – старикан
наливает мне стакан.
А потом жене налил.
Помолчав, заговорил.
«Ты сначала ешь и пей,
и конечно, разумей,
что мы думаем о том,
взять тебя ли зятем в дом.
Дочка наша хороша,
и к тебе лежит душа.
Внешне, парень, ты того,
в общем даже ничего.
Есть силёнка, видно, в теле,
не пройдоха и при деле.
Можешь деньги заработать.
И как будто есть охота
окружить семью заботой.
И уверен, по науке
настругаются нам внуки».
Я поднял стакан повыше.
Говорю: «Родные, вижу,
что подружимся мы с вами.
Не бросаюсь я словами.
Как взрывник я вам скажу:
вашей дружбой дорожу
и на деле докажу,
что я буду предан вам.»
И чуть-чуть не съел стакан.
А потом я сгоряча
съел тарелки три борща.
На второе съел жаркое,
пил шампанское сухое.
Обливаясь жутким потом,
всё запил потом компотом.
Почему-то под конец
взялся кушать холодец.
Тут встаёт её отец:
«Этот парень – молодец!
Кто с таким талантом жрёт
и при этом с толком пьёт,
далеко пойдёт вперёд.
Только б ты себя, мужик,
не завёл, как я, в тупик.
Я согласен! – нашу дочь
можешь в ЗАГС теперь волочь»
Мать немного прослезилась
и, конечно, согласилась.
Со стаканом водки встала
и торжественно сказала:
«Дочка, вправду, хороша!
Добротой полна душа.
Но запомни, что в постели
думать надобно о теле.
Пусть тобой владеет всласть
к дочке нашей вечно страсть,
чтоб была тобой она,
дочь, у-дов-лет-во-ре-на!
Чтобы ты, как этот хрен,
не пропил свой главный член!
В сорок я ещё в соку,
не растрачен огонёк.
Только тряпкой на суку –
мой негодный мужинёк.
Оттого я паренёк
выть волчицею могу».
Так сказала, как пропела.
Водку выпила и села.
С хитрецою подмигнула,
незаметно из-под стула
мне промежность ущипнула
и сквозь блеск хитрющих глаз
искру бросила меж нас.
Ели, пили аж до ночи.
Тесть вскричал: «Уже нет мочи!»
И свалился на диван,
захрапев, мертвецки пьян.
Тёща, чуть хмельная, встала,
Дочке что-то прошептала.
И как будто бы в намёк:
«Оставайся тут зятёк», –
мне тихонечко сказала,
выходя уже из зала.
Ну, а я не возражая,
тёщу взглядом провожая,
дал невестушке понять,
что хочу я с ней в кровать.
Ведь уже-то не грешно,
коли всеми решено.
И с сегодняшнего дня,
стало быть, уже она
ублажать должна меня,
как законная жена.
А она всё понимает
и совсем не возражает.
Только, чур, не в спальню к ней,
а в коморку для гостей,
чтоб никто не упрекнул,
что её я обманул.
В спальню только, чтоб законно,
после ЗАГСа… Что ж, резонно!
***
Какое чудо – горница,
коморка для гостей!
Моя невеста горлицей
порхала молча в ней.
С себя одежду скинула,
и я с себя всё снял.
Как раненная вскрикнула,
когда её обнял
и свой клинок наточенный
в неё впервой вонзил.
И сам, как обесточенный,
почти лишился сил.
Потом ещё в неё нырял
и прыгал на бегу,
пока я стон не услыхал:
«Ой, больше не могу!»
Поцеловав, сползла на пол,
а встав с колен, ушла.
Я с ней, жалея, не пошёл,
чтоб выспаться смогла.
Лежал хмельной, заснуть не мог.
Не знаю, почему.
Вдруг лёгкий топот босых ног
разрезал тишину.
Вот половица скрипнула.
И тихо всё опять.
И вдруг тигрицей прыгнула
ко мне невесты мать.
Ладонью рот зажала мне
и рядом улеглась.
И тело всё её в огне.
Прижавшись затряслась.
И руки мои квёлые
на грудь свою взяла.
Лежали мы так голые,
как мама родила.
Сочились титьки сочные
сквозь пальцы у меня.
Глаза её порочные
горели, в рай маня.
А губы, губы шарили
по телу и лицу.
И вот уже причалили
к торчащему концу.
Я умирал, блаженствуя.
Я таял и визжал.
Такую похоть женскую
впервые я узнал.
И сам, как зачарованный,
ласкал и мял её.
И пил я, заколдованный,
волшебное питьё.
Смеясь её облизывал.
Всё было чересчур.
Раз десять я нанизывал
её на свой шампур.
Целуя сочно ямочку
промеж её грудей,
мелькнуло: «Быть бы в мамочку
и жёнушке моей!»
Она в соседней спаленке
разнеженная спит.
А тесть, рогатый, пьяненький,
на весь квартал храпит.
Его жена пригожая
в постели, как вулкан.
И кажется, похоже я
попал в её капкан.
И разве дело в возрасте?
Столетнее вино
полно весёлой бодрости,
чарующе пьяно!
Лежала мать моей жены,
уткнувши нос мне в бок
Бывает явь, почти как сны,
что преподносит Бог
Но сколько надо выдержки,
чтоб жить в таком кольце
Заснул лимоном выжатым
с улыбкой на лице.
Проснулся – только лишь рассвет
в коморку заглянул.
Лежу один, а тёщи нет,
как будто ветер сдул.
Моя невеста, иль жена,
ещё, как ангел, спит.
И тесть ещё, как сатана,
бесчувственно храпит.
Я сел на грешную постель,
пытаясь всё связать.
Потом пошёл за садом в степь,
куда глядят глаза.
Просил я: «Боже, подскажи,
что делать дальше мне?
Жена и тёща хороши,
но тёща всё ж вкусней!
Но с нею жить и при жене?!
И стыд, и сладкий грех…
И хватит силушек ли мне
хорошим быть для всех?»
На разных сплетен злую рать,
когда они пойдут,
мне, право, что с копра посрать.
И остаюсь я тут!
И так решив, вернулся я.
Смотрю – краса кругом,
и ждёт меня моя семья
за праздничным столом.
Жена, как маковый цветок,
и тёща, как пион.
А тесть, добрейший дурачок
с утра жрёт самогон.
***
И так прошло пятнадцать лет.
Обхаживал двоих.
Теперь в живых и тёщи нет,
и тесть в гробу затих.
Случилась с тёщею беда.
Поверить я не мог,
что вдруг какая-то вода
ей повредила мозг.
За пару месяцев она,
считай, сошла на нет.
В больнице от неё жена
узнала наш секрет.
И рассказала всё отцу,
был повод – он запил,
да так, что к быстрому концу
себя он пригвоздил.
Жена теперь не то в постель,
не пустит на порог.
Мне домом нынче стала степь,
и жизнь моя – острог.
Читайте продолжение
ID:
73559
Рубрика: Поезія, Вірші, що не увійшли до рубрики
дата надходження: 11.05.2008 13:43:03
© дата внесення змiн: 11.05.2008 13:43:03
автор: Исаак
Вкажіть причину вашої скарги
|
